Франция представляет собой геополитический парадокс. Когда Германия — после долгих лет апатии — готовится к индустриальному ренессансу под руководством Фридриха Мерца, Северная Европа адаптирует экономику к климатическим и технологическим вызовам, Восточная Европа ускоряет интеграцию с Западом, а Южная Европа, в лице Италии и Испании, восстанавливает кредит доверия на глобальной арене — Франция словно застыла в состоянии политического, экономического и морального оцепенения.
При этом она по-прежнему претендует на роль архитектора "стратегической автономии Европы" — лозунга, утратившего смысл в стране, утопающей в собственных противоречиях.
Трагедия Франции заключается не столько в том, что она больна, сколько в том, что она упорно отказывается признать свою болезнь. Эммануэль Макрон, изначально провозгласивший курс на обновление, за восемь лет превратился из президента надежд в президента выживания, который своими руками лишил страну иммунитета к глобальным потрясениям. Франция превратилась в "больного человека Европы" — титул, когда-то применявшийся к Османской империи, а в XX веке — к Италии и Германии. Сегодня — он по праву принадлежит Франции.
Исторические параллели: 1930-е, 1945-й, 1958-й
Франция уже переживала периоды национального краха и возрождения. В 1930-х годах страна утратила волю к сопротивлению, утонула в институциональной нерешительности, политической фрагментации и моральной дезориентации. Итогом стала капитуляция 1940 года. После Второй мировой войны, в 1945-м, в стране началась эпоха социального строительства и индустриального подъема — результат жестких решений и мобилизации общества. В 1958-м, на фоне алжирского кризиса и коллапса Четвёртой республики, генерал де Голль осуществил институциональный перезапуск, создав Пятую республику с сильной президентской властью. Сегодня — мы вновь стоим перед вызовом, сравнимым по масштабам с предыдущими драматическими вехами. Но в отличие от 1945-го или 1958-го, у власти — не лидер, а администратор, не стратег, а пиарщик.
Демографический крах: страна, теряющая себя
Демография — зеркало будущего. А у Франции, судя по этому зеркалу, будущего нет. В 2023 году уровень рождаемости составил 1,62 ребенка на одну женщину — исторический минимум с 1942 года. Согласно прогнозам Национального института статистики (INSEE), к 2027 году смертность превысит рождаемость, и страна войдет в фазу естественного сокращения населения.
Более того, нарастают региональные дисбалансы: провинции обезлюдевают, а пригороды крупных городов перегружены миграционным давлением, что провоцирует геттоизацию, рост преступности и деградацию социальной ткани.
Франция стареет, теряя молодежь, динамику, будущее.
Экономический упадок: на грани системного срыва
Рост ВВП за 2024 год составил всего 0,4% — вчетверо меньше, чем у Германии и Испании. Производительность труда упала на 6% по сравнению с 2019 годом, несмотря на цифровизацию и "реформы" Макрона.
Более тревожным является возвращение деиндустриализации: за последний год закрыто более 9 000 промышленных предприятий, включая крупные заводы в машиностроении и химической отрасли. Уровень капиталовложений — на рекордно низком уровне с 1980-х.
Французский экономист Жан-Пизани-Ферри отмечает: «Макрон провозгласил либеральную революцию, но на практике провёл кампанию имитации. Франция не реформирована — она дестабилизирована».
Внешнеторговый дефицит Франции в 2024 году составил 81 миллиард евро. Это антирекорд Евросоюза. Германия, несмотря на турбулентность, по-прежнему сохраняет профицит.
Французские товары проигрывают не только китайским и американским, но и испанским, итальянским и польским. Вина — в высоких производственных издержках, налоговом бремени и распаде промышленной политики.
Протекционизм США (в частности, программа IRA при Трампе или Байдене) окончательно выдавливает Францию из глобальных цепочек поставок. Вопрос стоит уже не о развитии экспорта — а о сохранении минимальной промышленной базы.
Официальная безработица достигла 8%, но реальная — с учётом "невидимых" категорий — приближается к 11%. Уровень жизни населения падает: по данным OECD, с 2019 года средний располагаемый доход французов снизился на 5,7%, а по сравнению с Германией — на 15,2%.
Целые регионы — особенно в департаментах северо-востока и юга — утратили экономическую базу, превратившись в депрессивные зоны, где развиваются мафии, нелегальная миграция и параллельные системы власти.
Социальные протесты приобрели регулярный характер: от "жёлтых жилетов" до антипенсионных волнений. Идея социального контракта умерла. Франция — на грани нового майдана.
Франция накапливает долги с тем же упорством, с каким другие страны их сокращают. Государственный долг к началу 2025 года достиг 3 305 миллиардов евро, что соответствует 113% ВВП. Это исторический максимум.
Но ещё страшнее структура долга: по оценке казначейства, средняя доходность по 10-летним облигациям превысила 3,55%, в то время как номинальный рост ВВП — лишь 2,5%. Иначе говоря, обслуживание долга обходится дороже, чем экономический рост его компенсирует. Это прямая дорога к долговому цунами, подобному греческому сценарию.
Государство, контролирующее 57% ВВП, фактически превратилось в гигантского неэффективного работодателя и перераспределителя субсидий. Бюджет уязвим: в 2024 году дефицит составил 5,6%, несмотря на повышение налогов и заморозку инвестиций.
Системы здравоохранения и образования деградируют. Школы не справляются с миграционными потоками и утратой авторитета, больницы — с дефицитом кадров. Безопасность — под вопросом: в 2024 году уровень насильственных преступлений вырос на 18%, согласно МВД.
Институциональный паралич: крах Пятой республики
Роспуск Национального собрания в июне 2024 года, предпринятый Макроном в попытке нейтрализовать рост оппозиции, стал моментом истины. Он не привёл к политическому перезапуску, а наоборот — парализовал государственную машину.
Президент лишился парламентского большинства, исполнительная власть — легитимности, а оппозиция — стратегии.
Пятая республика, призванная обеспечивать стабильность через вертикаль власти, оказалась в заложниках у гиперпрезидентской системы, неспособной адаптироваться к новой политической реальности. Франция вступила в институциональный вакуум, в котором никто не в состоянии действовать, но все боятся отступить.
Политический пузырь — изолированный от народа, индустрии, регионов — погрузился в ритуальную деятельность: бесконечные "нацсоветы", круглые столы, программные заявления. В реальности — решений не принимается, законы не исполняются, кризис не управляется. Это уже не кризис управления, а крах самого механизма власти.
Внешняя и оборонная политика: миражи величия
Макрон заявлял о «возрождении Франции как военной державы» и «европейском суверенитете», но на деле провалился и здесь.
— Программа перевооружения армии до 2030 года недофинансирована
— Французская оборонка теряет заказы в Африке, на Ближнем Востоке, в Азии
— Выход Франции из Сахеля обернулся геополитическим унижением
— Ни одна из целей Стратегического обзора 2017 и 2022 годов не достигнута
— АЭС устаревают, флот — недостаточен, авиация — перегружена операциями
Франция утратила влияние на Балканах, в Леванте, в Африке. Даже в ЕС её воспринимают как непредсказуемого союзника, а не как ядро континентальной политики.
Парадокс: страна с ядерным оружием и постоянным членством в Совбезе ООН оказалась второстепенным игроком, не способным защитить ни интересы, ни партнёров.
Франция — страна ресурсов, загубленных системой
И всё же — Франция не обречена. У неё есть всё для рывка:
- Одна из лучших в мире научных школ
- Высокий уровень технологической и инфраструктурной подготовки
- Энергетическая база, ориентированная на атом
- Автономные ядерные силы сдерживания
- Промышленные гиганты (Airbus, Safran, TotalEnergies и др.)
- Исключительное культурное и интеллектуальное наследие
Но всё это задушено системой, которая поддерживает паразитов и уничтожает созидателей. Макроновская Франция — это республика, где государство спасает банки, но губит фермеров; защищает биржи, но разоряет индустрию; спасает мигрантские анклавы, но бросает забытые регионы.
Возможность восстановления: уроки истории и Европы
Франция уже переживала падения и поднималась. В 1945 году — благодаря мобилизации ресурсов. В 1958 году — благодаря обновлению институтов. Это возможно и сегодня. Более того, опыт скандинавских и средиземноморских стран показывает, что даже в рамках ЕС возможен рывок, если:
- Радикально сократить расходы государства и сфокусировать их на ключевых функциях
- Провести глубокую налоговую реформу
- Вернуть промышленность в приоритет через национальную экономическую стратегию
- Обновить политическую систему — возможно, через созыв Учредительного собрания
Главное условие — избавиться от опеки ЕС, МВФ, ЕЦБ, вернуть фискальный суверенитет, избавиться от диктата Брюсселя и Франкфурта, восстановить национальный контроль над курсом и бюджетом.
Обращение к нации: время сопротивления и созидания
Сегодня — решающий момент. Мы стоим на грани. Либо мы позволим истории идти своим разрушительным путём, либо вмешаемся и изменим её.
В своей книге "Странное поражение" историк Марк Блох писал:
«Истинная трагедия — это не поражение, а неспособность понять, почему оно стало возможным».
Мы должны понять: Франция погибает не от недостатка ресурсов, а от избытка цинизма и бессилия воли. Ветер истории сегодня дует в паруса империй и диктатур. Но он переменчив.
Франция может выжить — если вспомнит, кто она. Страна революций, сопротивления, культурного света и национального достоинства.
Время действовать — сейчас, не в 2027 году. Мы уже потеряли десять лет. Вторых десяти у нас может не быть.
Французский народ — это не электоральная масса. Это нация с тысячелетней историей. И она должна пробудиться — ради себя, ради Европы, ради будущего.
Франция была великой страной. Она может ею снова стать. Но только в том случае, если перестанет притворяться, что всё в порядке. Коллапс — уже начался. И только мы можем его остановить.